Открыл в четырёхпалубной яхте кингстоны, расстрелял матросов, потом грёб шесть часов до берега в надувной лодке против ветра и течения.
На берегу немедленно сдался полиции, признался в неуплате налогов, хотя никто про них не спрашивал, попал под суд и заплатил четыре миллиарда евро штрафа.
Оставшиеся два миллиарда кэшем плотно забил в антикварный бентли с рулём из слоновой кости и столкнул в Атлантический океан с обрыва.
Развёл во дворе особняка костёр из кредитных карточек, потом поджёг особняк. Через два часа, когда особняк хорошо прогорел, вызвал пожарных, чтобы не навредить соседям.
Прогнал пинками под жопу жену-минетчицу, настоящую, между прочим, блондинку, которую впервые увидел на обложке журнала космополитэн и полюбил навеки.
Доехал до родины в плацкартном вагоне и устроился в Вологде экскурсоводом в краеведческом музее.
Пил запоем, на экскурсии приходил пьяным, не вязал лыка, хватал за сиську туристку из Германии и был разжалован в дворники.
В дворниках снова пил запоем, двор не мёл, метлу сломал, заблевал всю дворницкую и территорию, ловил белок, во время строгих выговоров спал и был уволен навсегда.
Кое-как дошёл до кладбища, выкопал там сгнивший гроб, выкинул из него ржавые кости, улёгся и сложил на груди руки.
Пришёл Господь, понюхал, поморщился и не взял. Потом пришёл Чорт: "Чего разлёгся? - спросил. - А ну пошёл отсюдова *****!".

Ну и пошёл. Устроился кочегаром. Дали служебную квартиру, четырнадцать квадратных метров без отопления. Топил хорошо, угля не жалел. Здоровался с бабушками, разговаривал с ними про то, как хорошо было при советской власти. На сходе жильцов был выбран председателем кооператива. Установил в доме лифт, половину денег украл. Потом избрался в муниципальный совет депутатом с честными глазами. Заведовал сносом коммерческих палаток.
Набрал взяток, купил квартиру получше. Избрался в городское собрание в комитет по строительству.
Вступил в правильную партию, стал заведовать выдачей земельных участков, был строг, но справедлив, набрал ещё немного взяток и переехал в столицу.
Поселился там в квартире из четырёх этажей, купил шесть нефтяных вышек, небольшой сталелитейный завод и стал заседать в государственном парламенте.
Женился на женском ансамбле, исполнявшем популярные песни. Два раза целовался с Президентом, но без любви.

Однажды на своей восьмипалубной яхте, где-то между Барбадосом и Бермудами, открыл окошко иллюминатора и попытался выброситься за борт, но не пролез, потому что очень хорошо питался. Матросы вынули обратно.

От судьбы, от неё никуда не уйдёшь, даже если очень сильно хочется.

стр. 17

     Исаак Слуцкий

     ЗАПИСКИ ПРОВИНЦИАЛА О МОСКВЕ

     Печатаемые ниже "Записки провинциала" сделаны провинциальным юношей, приезжавшим в Москву для лечения. Заметки имеют значение человеческого документа. Но они характерны и для сегодняшнего провинциального юноши вообще, искреннего, с большой революционной чуткостью, но в то же время довольно наивного. Заметки сделаны человеком совершенно неискушенным в художественной литературе, но в то же время умеющим хорошо, остро и неожиданно видеть многое, что для нас, обжившихся в Москве, совершенно привычно.
     Мы оставили в тексте все ошибки юноши нетронутыми; ордер вместо ордена, магазин Моссовета вместо магазина Мосторга, обсерватория вместо консерватория, - они характерны для его видения и мышления. Особенно любопытна подмена Политехнического музея - Полит-техническим, т. е. превращение его в институт, увязывающий в один узел и политику и технику. Вместе с И. Слуцким - мы тоже за Полит-технический музей.
     Мы, столичники, много пишем в газетах, наблюдая провинцию. Здесь провинция наблюдает нас.

27/II 1928 г.

     Думал ли я когда-нибудь, что вот я сегодня еду в Москву.
     Знакомые на вокзале, услышав, что я еду в Москву, раскрывают глаза, спрашивают, дают советы как быть в дороге и т. д. Даже завидуют.
     Погода пасмурная. В провинции это ад.
     Свисток. Прощай, провинция родная.

стр. 18

     Перед глазами мелькает белое пространство. Может, еду к новой жизни. Кто знает. Вот и я не знаю.

28/II.

     По преданиям путешественников наших провинциальных, я представлял себе, что вагоны полны ворами-карманщиками... Но нет. Светло, уютно, тепло. Никаких воров нету. Сижу, смотрю в окно. Белый степ. Леса, деревни.
     Станция Бахмач. Из тех же путешественников "елопов" я представлял себе станцию Бахмач чорт знает какой станцией. Ну как не удивиться, когда станция Бахмач лишь только разоренный сарай.
     Мигом проезжаем мимо маленьких станций. На перроне людишки-провинциалы провожают наш поезд какими-то пустыми глазками. Мне их жалко.

29/II.

     Обещал родным стеречь чемодан. Сижу на колючках. Через два часа - Москва. Через окно видны подмосковские фабрики. Но вот уже видны дома. Вот она, столица - опытное поле для мирового угнетенного класса. Предмет дрожания для мирового капитала.
     И я, кажется, дрожу. Эх, провинциал!
     Гудок. Стоп. Слез с вагона. Иду, куда все идут. Сестра. Пошел с ней. Сели на трамвай. Через окно - обшарпанные дома.
     Слезли. Идем.
     - Ну, как на трамвае ехать? Честное слово, из суматохи забыл, что ехал в трамвае. Как и с поездом.
     Сестры меня не узнали.
     - Кавалер, - говорят.
     Очень приятно.

1/III.

     Пошли с сестрой гулять по улицам. Проходя Тверскую, видно московское. Улица полна людьми, тарахтят трамваи, спешат неведомо куда автомобили.
     Пошли в главную биржу труда. Многоэтажный дом, внутри шумно. Шумит голодная армия безработных. Тысячи, сотни. А это ведь только в центральном, а и в каждом районе Москвы есть ведь свой дом безработных.
     Я спешил поскорее уйти.
     Мы пошли в магазин "Моссовет". По дороге больше видны нарядные женщины. Таких нарядов, что я в жизни не видел. Вспомнил полный дом безработных. И я здесь спешил, смотрел в гору, вниз на землю, но только не на эти отбросы старого мира. Не смотреть на этих продажных людишек, на этих "нравственных". Встал бы я сбоку улицы и из батарейки, как зачокнул бы на этот отброс - и рука бы не дрогнула. Елопы!
     Зашли в магазин "Моссовет". Большое четырехэтажное здание, снаружи на первом этаже везде витрины. Здесь для каждого предмета

стр. 19

особый отдел: для ружьев - отдельно; для велосипедов - отдельно и т. д. Здесь много вина. Почему?
     Нам с сестрой удалось спуститься с четвертого этажа на подъемной машине. Зашли, и я только хотел поглядеть, что здесь делается, как проводник говорит:
     - Выходите.
     И мы очутились на первом этаже.
     Направились к мавзолею Ленина. Я все думал о том, что вот я иду к такому великому историческому месту, к Красной площади, к Кремлю, к мавзолею Ленина.
     Я смотрел на кремлевскую стену, возле которой кладбище, а потом мавзолей Ленина. По кремлевской стене, я видел, ходят часовые и два молодых избранных парня.
     Пускают... Маленькие комнатки ведут все ниже и ниже. Вот большая комната. Посередине углубление, которое кругом огорожено. Там в гробу Ленин лежит тихо, вытянутый в военном костюме, с орденом красного знамени на груди. Кругом по двое проходят сотни людей. Вот со мной крестьяне, рабочие, инвалиды, молодежь, маленькая девочка. Это мой родной народ. Здесь продажных нету.
     Оттуда вышли другим ходом. Впереди сверкают тысячи огоньков. Тарахтят трамваи, жужжат автомобили. Кричат газетчики, всякие торговцы. Из всего этого шума вместе образуется какая-то особенная городская шумная песня.

2/III.

     Пошел в театр "Эрмитаж", посмотреть на "Мятеж" Фурманова. Идем под шумной песней, под музыкой московской улицы.
     В театр "Эрмитаж" заходят с поворота. Сотни людей идут туда. Внутри светло, шумно. Весь зал представляет собой большущую лестницу. На каждой широкой ступени - ряд. Чем ниже - ближе к сцене. И билетик дороже стоит.
     Вещь сама собою хорошая.
     Я чуть не лопнул от удивления, увидев, как кружится кругом сцена. И какая декорация. Сколько людей участвуют. Ну, прямо, как будто это происходит на экране.
     Между прочим я совсем не думал, чтобы при советской власти существовали такие ласковые к тем, нарядным, швейцары...
     Не могу терпеть.

3/III.

     Вечером пошел один гулять по улице. Думаю, вот увижу кого-нибудь из наших вождей. Был и около редакции "Известий", но никого не видел.
     Когда шел домой, я подумал, что нашим вождям наверное нет времени показываться на улицу, так что таким дуручкатым, как я, нечего искать.

стр. 20

     А хочется увидеть кого-нибудь из наших вождей. В провинции первым вопросом будет: "Кого ты видел?" Придется наврать что ли...
     Нет - ведь видел Ленина.

4/III.

     Пришла одна девушка, кокетничает, дерзкая. Напудренная, накрашенная. Здесь поголовно все девушки, дамы и т. д. пудрятся и красятся.
     Поболтала она, посмеялась и еще поболтала. Как женщина может!

5/III.

     Теперь я уж сам хожу по улицам Москвы. Одно, почти главное, что так бросается в глаза, это заборы, куда только ни глянешь, заклеенные всякими афишами. По тротуару с обеих сторон стоят торговцы лимонами, яблоками, апельсинами. Галдят во всю моссельпромщики. Шум, крик, жужжание, тарахтение.
     Как убедительно просят милостыню нищие. Их здесь очень много. Нищие... Шикарно одетая женщина, мужчина...
     Зашли в магазин "Коммунар". Очень красиво. Здесь паркетный пол.
     Идя домой, видел десятиэтажный дом. Ресторан на крыше. Летом - кино.

8/III.

     Я заметил, что когда зайдешь в больницу, в театр, в кино, - везде читают книги, газеты (в большинстве приносят с собой). Культурные. В кино начинают ровно в семь часов, как в афише сказано. Не так как у нас в провинции. По Тверской ехала на автомобиле пожарная команда. Очень красиво и хорошо устроено.
     Культурные.

9/III.

     Улицы больны бездельными людьми. Я даже на несколько минут представил себе, что вот это царская Россия, а вот это ходят графини, княгини, графы и прочий хлам. И, знаете, почти получается... на несколько минут, при закрытых глазах.
     Вечером пошел на вечер смычки с подшефными крестьянами в Госплан. Сперва "доклады", а потом сыграли "Пролетарий". Хорошая пьеса. Выступали с танцами актрисы Большого театра. Танцовали хорошо, но чортовски окончательно все лицо у них намазано, напудрено. Елопки... Ну, ведь с этого они живут.
     Познакомился с одной работницей. Здесь они смелые, бодрые, не такие как у нас провинциалки.

11/III.

     Сегодня неожиданно попал в кино "Колосс" на кинокартину "Булат Батырь".

стр. 21

     Большой двор. У входа справа стоит большой дом. Это обсерватория. Напротив кино "Колосс". Сотни людей спешат туда. Сотни людей стоят в очереди.
     Немного обождав в фойэ, начали впускать в галерку. Здесь же рядом сидевшие парни-нахалы, которые присматривались еще в фойэ к моим спутницам, и теперь в зале они предложили им конфеты. Спутницы, конечно, и не обернулись к ним даже. Не ожидал такого...
     Сначала начался киножурнал, потом пролог. Лишь после этого началась картина историческая с эпохи пугачовщины и еще многих восстаний.
     А музыка... Удивительная музыка. Как она играет. Когда на экране буря - музыка сыгрывает бурю, дождь, звон колокола и т. д.

12/III.

     Решил пройтись к Москва-реке. Но, как видно, туда не попал. Разоренные грязные улицы. Для чорта они мне нужны. Я годы и годы их видел.
     Но одно хорошее из моего путешествия: каток. Большой каток. Здесь много конькобежцев. Как красиво, быстро они катаются. Многие хорошо фигурируют. Парень с девушкой под-ручку очень скоро катаются. Нельзя сравнить с нашими "катками". Т. е. на тротуарах.

13/III.

     Мне странно видеть в культурном политическом центре: проходя мимо церкви, прохожие крестятся, целуют иконы, строют всякие из себя фигуры. Гримасничают перед куском дерева.
     "Куль-тур-ные"...
     На Кузнецком мосту долго стоял и смотрел на здание Наркоминдела. Около здания стояло несколько иностранных автомобилей. Наше "министерство".

14/III.

     Эх, братишка читатель, ну и сердишься ты на меня. Думал, вот мол в этих записках парень мне опишет всю Москву, как на яте, как глазами посмотреть. Я тебе отвечу.
     Москву нельзя никак описать всю. Москву нужно видеть, нужно проехаться туда. Вот, например, я сегодня был в музее Революции. Разве это возможно описать, каждую фотографию, каждый документ или другой экспонат. Опишу, как я могу.
     Когда входишь в двор, тебя со всех сторон окружает большой трехэтажный дом. Около дома стоит пушка, из которой был дан первый залп по Кремлю в 1917 г. Зашел, заплатил 20 копеек и начал ходить, осматривая.
     Здесь ничего не пропущено. Сперва начинаются многочисленные очень старые фотографии с эпохи Стеньки Разина, Пугачова. Потом идут октябристы, террористы и т. д. Потом идет гражданская

стр. 22

война с многочисленными орудиями, флагами, воззваниями, листовками, приказываниями. Здесь есть и бандитские белогвардейские материалы. Потом мирное экономическое строительство.
     Есть китайский отдел, где показана их одежа, посуда с которой едят, словно весь их быт.
     Молодцы. Хорош, богат музей.

15/III.

     Сегодня пошел в Совкино смотреть на кинокартину "Октябрь". По моим провинциальным соображениям я представлял себе Совкино чорт знает каким кином. А тут на много хуже, чем "Колосс".
     Стоя в очереди и ожидая двадцатипятикопеечный билет, я заметил, как один гражданин, покупая дорогой билет, вынул бумажник, где было не меньше как сто бумажек по три червонца. Я чуть было не крикнул: "ох"!
     И здесь нарядные.
     Фойэ. Большая освещаемая комната. По сторонам кругом сидят. Посередине гуляют кругом.
     О картине и говорить нечего. И музыка очень хорошая.
     Иду домой. Поздно. Город еще живет. Когда он мертв?

16/III.

     Пошел смотреть на "Человека с портфелем" в театр Революции.
     Театр Революции сам по себе ничего. Обстановка также хорошая. Вот что меня удивляет. Вот, например, эпизод, как этот ученый в своей комнате. А вот вдруг на минуту в зале темно - и опять показуется, как он уже входит на высокую лестницу. Пьеса хорошая в общем. Артисты удивительно хорошо сыграли. А сколько публики, куда ни посмотришь - везде публика.

17/III.

     Пошел к Москве-реке. Вокруг реки поверхность огорожена. Около огорожения - тротуар. Эх, братцы, какая красивая картина. Направо широкая даль воды, налево трамваи и автобусы. Три часа я со всех сторон разглядывал эту красоту.
     Вечером поехал с сестрой в Полит-технический музей, где Жаров и Уткин выступали своими заграничными впечатлениями.
     Проезжаем улицами. Уличная песенка... Музыка людей, автомобилей, трамваев, автобусов.
     Зал. Большая лестница. Ряды.
     Сперва выступал Иосиф Уткин. Потом подробнее рассказал Жаров обо всем. Сначала и до конца. Потом они прочли их стихи.
     Между прочим, я из их слов сделал резолюцию, что Москва перед другими европейскими центрами должна, так сказать, краснеть.

18/III.

     Сегодня пошел в Зоологический сад. Всю жизнь я мечтал о том, когда же я увижу зверей. А вот теперь... через полчаса.

стр. 23

     Сперва в клетках волки, лисицы, многие птицы. Мне хочется поскорей увидеть льва, тигра. Перед глазами сотни зверей. Их именно запомнить нельзя.
     Есть там бегемот, которому уже больше чем сто лет. Он весит 250 пудов.
     Есть в воде очень большое черное гладкое морское животное. Но вот львы, тигры. Ух, какие они страшные.
     Честное слово, не верится, кажется сон.
     Особенно мне нравится домик, где находятся разнообразные птички. Их разнообразный цвет, разноцветная бумага, украшающая маленькие деревья елки. И пение птичек придает этой комнате фантастический вид.
     В другом дворе естественный сад, где много зверей ходят в естественном виде, в провалах и т. д. Здесь еще красивее.
     Ожидая трамвая, я пошел к ряду моссельпромцев и попросил у одной конфет, сказав: "эй".
     Другие хорошенько меня обругали. Чудаки.
     Спешу домой. Сделал все перед отъездом.

     Сегодня еду домой.

     Едем трамваем. Вот так недавно ехал сюда.
     Мелькают люди, автомобили, дома. Грохотят трамваи. Я стою на площадке и всем этим предметам повторяю:

     Прощайте.